Мы находим корреляцию и контроль там, где их нет

Дополнительное влияние на привычный ход наших мыслей оказывает поиск закономерности случайных событий — тенденция, которая может увести нас очень далеко от правильного пути.

Иллюзорная корреляция

Очень просто увидеть взаимосвязь там, где ее нет. Предполагая наличие взаимосвязи, мы с легкостью связываем случайные события, выстраивая иллюзорную корреляцию. Уильям Уорд и Герберт Дженкинс (William Ward & Herbert Jenkins, 1965) показали группе людей результаты гипотетического 50-дневного эксперимента по «сгущению облаков». Они сообщили участникам эксперимента, в какие из 50 дней сгущались облака и шел дождь. На самом деле эта информация была не более чем случайным смешением результатов: иногда после сгущения облаков шел дождь, иногда — нет. Однако люди — в соответствии со своими идеями об эффекте сгущения облаков — были убеждены, что они действительно наблюдали взаимосвязь между сгущением облаков и дождливостью.

Результаты других экспериментов также подтвердили, что люди легко ошибаются, воспринимая случайные события как подтверждение их убеждений (Crocker, 1981; Jennings & others, 1982; Trioler & Hamilton, 1986). Веря в наличие взаимосвязи, мы с большей вероятностью заметим и вспомним подтверждающие примеры. Если мы верим, что событиям предшествуют предчувствия, мы отметим и запомним случаи, когда мы заранее думали о чем-то и впоследствии это происходило. И в то же время мы редко отмечаем и запоминаем случаи несовпадения событий. Например, если мы вспомним о друге и он тут же нам позвонит, мы отметим и запомним это совпадение. А если мы думаем о друге, а он не звонит, или если он звонит, а мы о нем до этого не вспоминали, то такие случаи останутся незамеченными.

Иллюзия контроля

Наша тенденция воспринимать случайные события взаимосвязанными подпитывает иллюзию контроля — идею о том, что мы в состоянии влиять на случайные события. Это то, что обычно сопутствует азартным играм и заставляет людей верить в приметы.

Азартные игры

Эллен Лангер (Ellen Langer, 1977) продемонстрировала иллюзию контроля в экспериментах с азартными играми. Люди, вытянувшие выигрышный билет сами, при просьбе продать его требовали взамен сумму в четыре раза большую, чем те, кому этот билет просто дали. Если противником испытуемых в игре со случайным исходом был неловкий нервничающий человек, то их ставки были гораздо выше, чем при игре с проворным, уверенным в себе соперником. Так или иначе, в более чем 50 экспериментах всегда находились люди, действующие так, как будто они могли предсказать или проконтролировать случайные события (Presson & Benassi, 1996). Более того, чем больше люди нуждались в случайном результате (например, съедобный приз более желанен голодному, чем сытому), тем в большей степени они чувствовали иллюзорную уверенность (Biner & others, 1995).

Наблюдения за игроками в азартные игры подтвердили результаты, полученные в экспериментах. Игроки в кости бросают мягче, когда им нужно малое количество очков, и жестко, когда — большое (Henslin, 1967). Индустрия азартных игр процветает за счет иллюзий игроков. Игроки приписывают выигрыши своему умению и предвидению. Проигрыши воспринимаются ими как «внезапная осечка» или «везение противнику» — в спортивной игре это может быть несправедливый свисток судьи или неожиданный рикошет мяча (Gilovich & Douglas, 1986).

Возврат к среднему

Тверски и Канеман (Tversky & Kahneman, 1974) подметили еще один путь возникновения иллюзии контроля: мы не замечаем статистического феномена возврата к среднему. Поскольку сдаче экзамена сопутствует некий элемент случайности, большинство студентов, получивших самые высокие оценки на первом экзамене, будут иметь более низкие результаты на следующем. Поскольку их первая оценка была максимальной, вторая скорее понизится до среднестатистической, чем поднимется выше максимальной. (Вот почему студент, который хорошо учится на протяжении всего обучения, даже если он никогда не бывает лучшим, иногда заканчивает курс одним из первых.) И напротив, у студентов, получивших самые низкие баллы на первом экзамене, есть шансы улучшить показатели успеваемости. Если «двоечник» после провала первого экзамена обратится к преподавателю за консультацией, то при следующей сдаче экзамена тот наверняка почувствует, что студент существенно повысил свои знания, даже если на самом деле эффект от консультации был нулевой.

Действительно, когда дела идут плохо, мы перепробуем все, и не исключено, что все, что бы мы ни пытались делать — обращаться к психотерапевту, испробовать новую диету или читать брошюры из серии «Помоги себе сам», — все пойдет нам на пользу, а не во вред. (Вознесясь слишком высоко или упав слишком низко, мы имеем тенденцию возвращаться к своему нормальному среднему состоянию.)

Наши убеждения могут генерировать собственные подтверждения

Еще одной причиной, почему наши интуитивные убеждения противоречат реальности, является то, что иногда они заставляют нас действовать способами, которые вызывают их очевидные подтверждения. Таким образом, наши мнения о других становятся самореализующимися пророчествами.

Роберт Розенталь (Robert Rosenthal, 1985) в своих широко известных экспериментах по «предвзятости экспериментатора» обнаружил, что иногда испытуемые ведут себя так, как того от них ожидают.

В одном из исследований экспериментаторы попросили испытуемых оценить, насколько успешны в жизни люди, изображенные на фотографиях. Экспериментаторы зачитали участникам одни и те же сопроводительные тексты и показывали одни и те же фотографии. Тем не менее те из исследователей, кто ожидал получить более высокие рейтинги людей, изображенных на фотографии, действительно получили более высокие, чем те, кто ожидал, что испытуемые увидят на фотографиях неудачников. Еще более поразительными и спорными являются сообщения о том, что мнения преподавателей о студентах становятся самореализующимися пророчествами.

Действительно ли ожидания преподавателей влияют на успехи учащихся?

Преподаватели и в самом деле ожидают от одних учеников большего, чем от других. Быть может, вы уже сталкивались с этим, если ваши брат или сестра учились в той же школе, что и вы, но раньше и зарекомендовали себя там «одаренным (-ой)» или «неспособным (-ой)»; или разговоры в учительской создали вам репутацию еще до того, как вы перешагнули порог школы; или новый учитель внимательно изучил ваше личное дело, или ему стал известен социальный статус вашей семьи. Действительно ли сложившиеся таким образом ожидания влияют на успеваемость учащихся? Очевидно, что оценки преподавателей связаны с успехами учащихся: преподаватели хорошо думают о тех учащихся, которые хорошо успевают. В основном это происходит потому, что преподаватели правильно оценивают способности и достижения своих учеников (Jussim, 1989, 1991; Jussim & others, 1996). Но действительно ли ожидания учителя также влияют на успехи учащихся? Чаще нет. Но в 39 % из 448 опубликованных экспериментов они повлияли (Rosenthal, 1991).

Почему ожидания иногда так много значат? Розенталь и другие исследователи сообщают, что преподаватели чаще улыбаются и кивают «ученикам с более высоким потенциалом». Выбранной наугад десятисекундной записи учительского взгляда или учительского голоса было достаточно, чтобы зрители — и дети, и взрослые — поняли, какой перед ними ученик, плохой или хороший, и нравится ли он преподавателю. Мы не ошиблись, именно 10 секунд! Хотя учителя, возможно, считают, что могут контролировать свои чувства, но ученики очень чувствительны к мимике и жестам наставников. Учителя могут также больше заниматься со своими «одаренными» учениками: ставить перед ними более высокие цели, чаще вызывать их к доске и предоставлять им больше времени на ответ (Cooper, 1993; Harris & Rosenthal, 1985, 1986; Jussim, 1986).

Знакомство с экспериментами, в которых исследовались учительские ожидания, натолкнуло меня на мысль изучить, как влияют ожидания учащихся на преподавателей. Несомненно, уже при первых посещениях нового курса лекций нередко можно услышать: «Профессор Смит такой интересный» или: «Профессор Джон такой скучный». Чтобы увидеть, будет ли проявляться этот эффект и в условиях реального обучения, группа исследователей под руководством Дэвида Джемисона (David Jamieson, 1987) провела эксперимент в четырех классах школы в Онтарио, где занятия начала вести новая учительница, ранее преподававшая в другом месте. Во время индивидуальных собеседований экспериментаторы сообщили ученикам двух классов, что другие учащиеся и сами экспериментаторы очень высоко оценивают новую учительницу. По сравнению с контрольными классами, где экспериментаторы не пытались поднять рейтинг преподавателя, учащиеся, настроенные на позитивные ожидания, были более внимательными на занятиях. В конце семестра они получили более высокие отметки и утверждали, что эта учительница излагает материал очень внятно. Оказывается, отношение класса к преподавателю столь же важно, как и отношение преподавателя к учащимся.

Действительно ли мы получаем от других то, что ожидаем?

Итак, ожидания экспериментаторов и преподавателей иногда действуют как самореализующиеся пророчества. Как это объяснить? Мы получаем от других то, что ждем? Иногда случается, что отрицательные ожидания толкают нас быть исключительно любезными с человеком, от которого мы ничего хорошего не ждем; а он в ответ любезничает с нами — и тем самым разрушает наши ожидания. Однако чаще всего мы в какой-то мере действительно получаем именно то, что ожидаем (Olson & others, 1996).

В играх, смоделированных в условиях лаборатории, враждебность почти всегда порождает враждебность: люди, воспринимающие своих оппонентов как лиц, не склонных к сотрудничеству, сразу же вызовут естественное нежелание сотрудничать с ними (Kelley & Stahelski, 1970). Самореализующиеся пророчества процветают там, где возникают конфликты. Если одна сторона считает другую агрессивной, обидчивой и мстительной, то другая сторона начинает вести себя так в порядке обороны, замыкая тем самым порочный круг. То, чего я ожидаю от своей жены,— приветливой улыбки или мрачных укоров, — влияет на мое отношение к ней, таким образом, побуждая ее подтвердить мои ожидания.

Итак, действительно ли близкие отношения процветают, когда партнеры идеализируют друг друга? Являются ли позитивные иллюзии относительно достоинств другого самореализующимися? Или они чаще — саморазрушающиеся, так как создают ожидания, которые не могут быть выполнены, и в конце концов чары спадают? Согласно исследованиям Сандры Мюррей (Sandra Murray, 1996) для молодых людей и девушек из числа студентов университета в Ватерлоо идеализация партнера была хорошим предзнаменованием. Идеализация помогает сглаживать конфликты, способствует получению удовлетворения от общения друг с другом. Чудо сбывается: лягушки превращаются в принцев и принцесс. Если кто-то любит нас и восторгается нами, это помогает нам становиться в большей степени таким человеком, каким нас представляют.

Несколько экспериментов, проведенных Марком Снайдером (Mark Snyder, 1984) в Миннесотском университете, продемонстрировали, как, однажды сформировавшись, ошибочное мнение о социальном окружении может спровоцировать и других подтверждать такое мнение,— этот феномен получил название бихевиоральное подтверждение. В классическом исследовании Снайдера, Элизабет Тэнк и Элен Бершайд (Mark Snyder, Elisabeth Tanke & Ellen Berscheid, 1977) студенты-юноши разговаривали по телефону с девушками, о привлекательности которых они судили по фотографии. Анализ женских реплик показал, что девушки, которых мужчины посчитали привлекательными, разговаривали с большей теплотой, чем те, фотографии которых не произвели должного впечатления. Ошибочное мужское предубеждение стало самореализующимся пророчеством, поскольку повлияло на девушек и заставило их следовать стереотипному мнению, что красивые девушки — это девушки милые и желанные.

Ожидания влияют и на поведение детей. Увидев большое количество мусора в трех классных комнатах, Ричард Миллер (Richard Miller, 1975) и его коллеги попросили учителей и других работников школы почаще напоминать ученикам одного из классов, что они должны быть чистоплотными и аккуратными. После частых и настойчивых просьб количество мусора в бачках, пусть и ненадолго, но все же возросло с 15 % до 45 %. Детей из другого класса, где тоже только 15 % мусора складывалось в корзину, начали хвалить за то, что они такие аккуратные и чистоплотные. И уже через две недели дети оправдали ожидания: в мусорной корзине оказывалось более 80 % всего мусора. Почаще говорите детям, что они добрые и трудолюбивые (а не злобные и ленивые), и, возможно, они начнут действовать в соответствии с вашими словами.

Рассмотренные эксперименты помогают нам понять, каким образом общественное мнение,— например, стереотипы относительно людей с физическими или умственными недостатками либо другой расы или пола — может стать самореализующимся пророчеством. Все мы вносим свой вклад в реальную жизнь нашего общества. Окружающие относятся к нам так же, как мы относимся к ним.

Заключение

Мы могли бы расширить свой список причин неразумного поведения, из-за которых люди начинают верить в то, что не соответствует истине. Мы не можем не принимать во внимание результаты экспериментов, ведь в основном их участниками были люди умные — чаще всего студенты ведущих университетов. Искажения в прогнозах и предубеждения возникали даже тогда, когда у людей была мотивация получения вознаграждения за правильные ответы. Как сказал один исследователь, эти иллюзии «устойчивы в отличие от недолговечных иллюзий восприятия» (Slovic, 1972).

Исследования в области когнитивной социальной психологии являются отображением довольно пестрой общей картины человечества, представленной в литературе, психологии и религии. Многие исследователи-психологи всю свою жизнь посвятили изучению возможностей человеческого разума, внушающих поистине благоговейный трепет. Мы достаточно умны, чтобы взломать свой генетический код, чтобы создать говорящие компьютеры, чтобы послать человека на Луну. Трижды ура человеческому разуму.

Ну ладно, дважды ура — так как «в награду» разуму за его эффективные суждения наша интуиция оказывается куда менее защищенной от ошибок, чем ожидалось. С удивительной легкостью мы формируем и подтверждаем наши ошибочные убеждения. Ведомые собственными предрассудками и самонадеянностью, с легкостью подпадающие под впечатление ярких примеров, усматривающие взаимосвязи и контроль даже там, где их нет, мы формируем свои убеждения, а затем воздействуем на других, чтобы подтвердить их. «Голый интеллект,— замечает писательница Мадлен Л'Ингл,— инструмент в высшей степени неточный».

Часть II. Социальное мышление

Глава 5. Клиническая интуиция: опасности психологизирования

Клинические психологи, то есть те, кто изучает, оценивает и лечит людей с определенными психологическими проблемами, в любых реальных ситуациях обязаны быть как можно более точными в своих суждениях, рекомендациях и предсказаниях. Склонна ли Сьюзан к самоубийству? Нужно ли помещать Джона в психиатрическую больницу? Не будет ли выписка Тома опасной для общества?

Подобные клинические суждения являются в то же время и суждениями социальными. И, как все социальные суждения, они подвержены иллюзорным корреляциям и грешат чрезмерной самоуверенностью, порожденной оценками задним числом и самоподтверждающимися диагнозами.

Иллюзорные корреляции

Рассмотрим следующую судебную запись, где адвокат (Адв.) задает вопросы, по всей видимости, очень уверенному в себе психологу (Пс.):

Адв.: Вы предлагали подсудимому нарисовать человеческую фигуру?

Пс.: Да.

Адв.: И это именно та фигура, которую он нарисовал? Что она говорит вам о личности подсудимого?

Пс.: Обратите внимание, это изображение мужской фигуры, вид сзади. Согласно статистике, такое изображение попадается крайне редко. Оно свидетельствует о наличии скрытого чувства вины или же о попытке уйти от реальности.

Адв.: А это изображение женской фигуры, оно говорит вам о чем-нибудь, и если да, то о чем именно?

Пс.: Оно свидетельствует о враждебном отношении субъекта к женщинам. Поза, руки на бедрах, остановившийся взгляд, суровое выражение лица.

Адв.: Что-нибудь еще?

Пс.: Размер ушей говорит о параноидальных тенденциях или же галлюцинациях. Кроме того, отсутствие на рисунке ступней указывает на чувство незащищенности (Jeffery, 1964).

В основе приведенных суждений психолога, как и в основе многих других клинических суждений, лежит предположение о том, что результаты теста должны содержать в себе нечто значимое. Но так ли это на самом деле? Впрочем, это довольно легко проверить. Попросите одного из клинических психологов провести и обработать такой же тест. Затем попросите второго клинического психолога исследовать те же самые симптомы. Повторите подобную процедуру с множеством людей. Критерий истины — в практике: действительно ли результаты теста коррелируют с описанными симптомами? Некоторые тесты в самом деле имеют предсказательную силу. Другие же — такие, как обсуждаемый нами тест «нарисуй человека»,— имеют значительно более слабые корреляции, чем полагают многие исследователи. Тогда почему же психологи продолжают полагаться на столь неинформативные и претенциозные тесты?

В этом нам помогут разобраться пионерские работы Лорена Чапмена и Джина Чапмена (Loren Chapman and Jean Chapman, 1969, 1971). Они пригласили студентов колледжа и профессиональных клинических психологов принять участие в проведении тестов и постановке диагнозов. Оказалось, что в том случае, когда студенты или профессионалы ожидали появление той или иной связи, они, как правило, ее и обнаруживали — вне зависимости от того, подтверждали ли объективные данные наличие такой связи или нет. Так, например, психологи, которые считали, что подозрительные люди обычно изображают в тесте «нарисуй человека» людей с необычными глазами, действительно видели в тестах такую зависимость — даже в том случае, когда люди, страдающие излишней подозрительностью, на самом деле рисовали странные глаза реже, чем люди вполне нормальные. Веря, что такая зависимость существует, психологи более вероятно заметят подтверждающие примеры. Верить — значит видеть.

Самонадеянность и эффект хиндсайта

Если мы узнаем, что кто-то совершил самоубийство, какова наша реакция? Чаще всего считается, что хоть кто-то один из близких или окружающих должен был заметить ненормальное состояние и предотвратить самоубийство: «Мы должны были знать это». Задним числом мы видим признаки суицида и мольбы о помощи. В одном из экспериментов испытуемым давали описание человека в депрессивном состоянии, впоследствии совершившего самоубийство. По сравнению с теми, кто не знал о самоубийстве, информированные участники чаще говорили о том, что «этого следовало ожидать» (Goggin & Range, 1985). Кроме того, они также более негативно относились к семье жертвы. После трагедии феномен «я зная это заранее» может заставить членов семьи, друзей и врачей погибшего испытывать чувство вины.

Дэвид Розенан (D. Rosenhan, 1973) и семь его ассистентов дали поразительные примеры потенциальных ошибок в объяснениях post factum. Для того чтобы проверить способности психологов (так называемых специалистов по психическому здоровью), каждый из них обратился в приемное отделение различных клиник подобного профиля с жалобами на то, что слышит «голоса». За исключением вымышленных имен и профессий, они честно рассказывали о своей жизни и эмоциональных состояниях, но не демонстрировали при этом никаких симптомов. Большинству из них сразу же поставили диагноз «шизофрения» и госпитализировали на две-три недели. За это время врачи клиники стремились обнаружить в биографии и в поведении этих псевдопациентов признаки, «подтверждающие» и «объясняющие» поставленный диагноз. Розенан рассказывает об одном из псевдопациентов, который честно поведал врачу, что он в раннем детстве был довольно близок с матерью, но старался держаться подальше от отца. Однако в юности и в последующие годы отец стал его близким другом, тогда как отношения с матерью охладели. Его нынешние отношения с женой характеризуются им как близкие и теплые. Если не считать отдельных эмоциональных вспышек, трения минимальные. Своих детей они почти не наказывают.

Врач, «зная», что человек болен шизофренией, объяснил ситуацию следующим образом:

« Пациент мужчина, белый, 39 лет... сообщил историю значительной амбивалентности в близких отношениях, которая началась еще в раннем детстве. Поначалу теплые отношения с матерью к юности заметно охладели. В то же время отношения с отцом, которые первоначально описывались как дистанцированные, со временем стали интенсивными. Аффективная устойчивость отсутствует. Его попытки контролировать свои эмоциональные взаимоотношения с женой и детьми чередуются с вспышками гнева и, в случае с детьми, с их физическими наказаниями. Когда пациент говорит о том, что у него есть несколько хороших друзей, в этих словах также чувствуется значительная амбивалентность. »

Розенан позднее предупредил некоторых сотрудников больниц (из тех, кто слышал о его спорных экспериментах, но сомневался, что подобные ошибки могли бы случиться в их больнице), что в ближайшие три месяца один или несколько таких псевдопациентов попытаются попасть и к ним. Спустя три месяца он предложил персоналу больницы определить, кто же из 193 поступивших за это время пациентов является симулянтом. Из 193 вновь поступивших пациентов 41 был опознан как симулянт по крайней мере хотя бы одним из врачей. На самом же деле никто из этих пациентов симулянтом не был.

Самоподтверждающиеся диагнозы

Как мы имели случай убедиться, специалисты по психическому здоровью иногда склонны воспринимать иллюзорные корреляции и попадать под воздействие эффекта хиндсайта. Третья же проблема клинических оценок состоит в том, что люди могут сообщать врачу такую информацию, которая соответствует его ожиданиям. В серии интересных экспериментов, проведенных в университете штата Миннесота Марком Снайдером (М. Snyder, 1984) в сотрудничестве с Уильямом Сванном (W. Swarm) и другими, участникам было предложено проверить ряд гипотез относительно характерных особенностей человека. Для того чтобы острее почувствовать атмосферу эксперимента, представьте себя рядом с незнакомцем, которому сказали, что вы общительный, раскрепощенный человек. Чтобы убедиться в этом, ваш собеседник время от времени вставляет в разговор вопросы типа: «Доводилось ли вам делать нечто сумасшедшее на глазах у других?» Сможет ли он в ходе такого разговора заметить ваше иное «я», если на самом деле вы скромны и застенчивы?

Снайдер и Сванн обнаружили, что люди при проверке характерных черт человека склонны обращать внимание лишь на ту информацию, которая подтверждает их предположения. Если, например, они хотят узнать, не является ли человек экстравертом, они будут настойчиво задавать вопросы, нацеленные на выявление экстравертных черт («Что вы будете делать, если захотите расшевелить людей на вечеринке?»). Если же, напротив, исходной гипотезой является гипотеза интровертности, то и спрашивать вас будут о том, «что мешает вам быть открытым перед другими людьми». Подобные вопросы кажутся им более подходящими, чем те, которые не соответствуют предполагаемым чертам (Leyens & others, 1975). Но это приводит к тому, что те люди, которых предположительно считают экстравертами, начинают вести себя более общительно, а предполагаемые интроверты становятся более застенчивыми и замкнутыми. Иногда именно наше поведение делает людей такими, какими мы ожидаем их увидеть.

Рассел Фазио и его коллеги (Russell Fazio, 1981) из университета штата Индиана подтвердили эти находки, а также обнаружили, что те, кому задавали «экстравертные» вопросы, потом и сами воспринимали себя людьми более общительными, чем те, кому задавали «интровертные» вопросы. Более того, они и в самом деле стали заметно общительнее. Помощники экспериментатора позднее встретились с этими людьми в приемной и в 70 % случаев сумели верно определить тип характера на основе их поведения. Аналогичным образом, изменив формулировку вопроса при разговоре с женщиной (которая, вполне возможно, безосновательно) утверждает, что ее изнасиловали, например, спрашивая ее: «Танцевали ли вы с Питером?» вместо: «Танцевал ли Питер с вами?», можно добиться того, что она почувствует большую ответственность за случившееся (Semin & De Foot, 1997).

В других экспериментах Снайдер и его коллеги (1982) попытались добиться того, чтобы люди искали в поведении других такие особенности, которые опровергают заявленные черты характера. В одном эксперименте людям, проводившим опрос, сказали, что «важно отыскать в человеке такие черты, которые отличают его от общего стереотипа». В другом эксперименте (1981) Снайдер предложил «по 25 долларов каждому, кто сумеет придумать набор вопросов, которые в наибольшей степени раскроют человека, которому их задают». И вновь присутствовало пристрастие к подтверждению: при тестировании на экстравертность люди старались не задавать «интровертные» вопросы.

Все это иллюстрируют склонность к поиску подтверждения. Проверяя собственные убеждения, мы в первую очередь ищем ту информацию, которая их подтверждает, и лишь во вторую — ту, которая с ними не согласуется. П. С. Васон (Р. С. Wason, 1960) продемонстрировал это, предлагая испытуемым три цифры — 2, 4, 6, соответствовавшие некоему загаданному им правилу. При этом правило (три любых возрастающих числа) он не называл. Чтобы дать возможность обнаружить эту закономерность, Васон предлагал каждому участнику называть по три числа. И каждый раз Васон говорил, соответствует названный ряд загаданному правилу или нет. Когда испытуемые считали, что совершенно точно отгадали правило, они должны были остановиться и сообщить об этом. И какой, вы думаете, был результат? Редко кто угадывал закономерность, но при этом все были твердо убеждены в своей правоте: 23 из 29 испытуемых убедили себя в верности своей позиции. Обычно они выдвигали некую ошибочную гипотезу (например, что нужно каждый раз прибавлять двойку), а затем искали подтверждающие доказательства (например, предлагая ряд 8, 10, 12) вместо того, чтобы попытаться отыскать опровергающие примеры.

Можете ли вы, на основании экспериментов Снайдера, понять, почему поведение людей, проходящих курс психотерапии, начинает соответствовать теориям лечащих их терапевтов? При проведении серии интервью со 100 здоровыми, добившимися успеха в жизни мужчинами Гарольд Рено и Флойд Эстесс (Н. Renaud and F. Estess, 1961) были удивлены тем обстоятельством, что все испытуемые в детстве или пережили «травмировавшие их события», или имели напряженные отношения с окружающими, или пострадали от неправильных действий своих родителей — то есть имели полный набор факторов, которыми обычно объясняют появление психиатрических проблем. Когда последователи Фрейда «забрасывают удочку» в надежде отыскать травмирующие переживания в раннем детском опыте, они обычно находят подтверждения своим подозрениям. Подводя итоги, Снайдер пишет:

« Психиатр, убежденный (ошибочно), что мужчины-гомосексуалисты в детстве имели плохие отношения с матерями, может скрупулезно искать в их воспоминаниях реальные (или вымышленные) признаки напряженных отношений, но при этом явно не станет столь дотошно допрашивать по этому поводу своих гетеросексуальных клиентов. Без сомнения, каждый человек может найти в своих воспоминаниях следы трений с матерью, будь это даже отдельные незначительные инциденты. »

Поэт Роберт Браунинг, живший в XIX веке, предвосхитил вывод Снайдера в одном из своих стихотворений:

О чем думаете,

То и ищете.

Что желаете,

То и находите.

Клинические и статистические прогнозы

После эффекта хиндсайта и самоподтверждающихся диагнозов нас уже не очень удивит то обстоятельство, что большинство психологов-практиков и интервьюеров склонны больше полагаться на свою интуицию, чем на статистические данные. Однако при сопоставлении предсказаний статистических прогнозов и интуитивных предсказаний первые, как правило, оказываются более точными. Конечно, и статистические прогнозы не так уж надежны, но на человеческую интуицию — даже на интуицию эксперта — чаще всего вообще нельзя полагаться (Dawes & others, 1989; Faust & Ziskin, 1988; Meehl, 1954).

Спустя три десятилетия после первых работ, продемонстрировавших преимущество статистического прогноза над интуитивным, Поль Меел (Meehl, 1986) утверждает следующее:

« Пожалуй, в социальных науках нет другого спора, который породил бы столько исследований в одном направлении... Если на 90 исследований, предсказывающих все что угодно — от исхода футбольного матча до диагностирования заболеваний печени — едва ли можно набрать полдюжины работ, демонстрирующих хотя бы слабую тенденцию в пользу клинических предсказаний,— значит, наступила пора делать практические выводы. »

Так почему же в клиниках до сих пор продолжают проводить проективные тесты Роршаха, высказывать интуитивные предположения об условном освобождении, риске суицида и последствиях жестокого обращения с детьми? Отчасти из-за полного