Ховард Зер. Восстановительное правосудие: Новый взгляд на преступление и наказание

ПСАЛОМ 102*

Щедр и милостив Господь,

Долготерпелив и многомилостив:

Не до конца гневается,

И не вовек негодует,

И не по беззакониям нашим сотворил нам,

И не по грехам нашим воздал нам.

*Этот и последующие комментарии российских издателей см. в разделе «Комментарии».

Об авторе

Предисловие к русскому изданию

Современное движение за восстановительное правосудие началось с маленького ручейка, с усилий небольшой группы обычных людей, которые хотели бы помочь другим людям, ставшим жертвой современной системы правосудия. Все начиналось с кучки добровольцев, которые мечтали изменить привычный ход событий. Все начиналось с практических встреч, с поисков и экспериментов. Что качается системы идей, теории, она появилась позже, но в основе ее лежат традиции  столь же древние, как и вся история человечества.

Это «направление» в правосудии проще понять в сравнении  с двумя другими. И общество, сталкиваясь с нарушением закона, вынуждено выбирать, соответственно, между тремя подходами.

При неадекватном ответе общества на преступление индивид сам берет на себя задачу осуществления правосудия, и обычно - это правосудие мщения. В случае с Руандой и бывшей Югославией мы могли убедиться в том, что месть становится замкнутым кругом смерти, несовместимым с организованным обществом. Таким образом, в сегодняшнем мире мы можем опереться лишь на два других подхода.

Один из них воплощен в современной системе правосудие. Его сильная сторона заключается в том, что он основывается на правах человека и авторитете закона. Однако есть у него и существенные недостатки. Официальное уголовное правосудие  ориентировано на наказание и противостояние. Оно ведет к отрицанию подлинной ответственности со стороны преступника, не принимает во внимание переживания жертвы. Оно оставляет за рамками судебного процесса жертву и общину, игнорируя их нужды. Вместо того чтобы препятствовать преступлению, система, напротив, нередко содействует ему; она, скорее растравляет, недели лечит раны. По мнению большинства представителей  «карательного правосудия» правосудие и восстановление личности  - это разные и, возможно, несовместимые задачи.

Альтернативный подход к правосудию имеет куда более давнюю историю и базируется на универсальных ценностях. В соответствии с ним основная задача правосудия видится в восстановлении, акцент ставится на причиненный вред и обязательства по его возмещению. Потребности и права пострадавших оказываются в центре внимания. Преступника побуждают осознать причиненный ущерб и свою ответственность за него. Поощряется прямой или опосредованный диалог между преступником и жертвой, в котором активное участие принимает община. «Восстановительное правосудие» видит свою задачу в том, чтобы способствовать исцелению как личности, так и общества. Именно это направление в правосудии и стало предметом исследования данной книги.

В книге я стремился представить две модели правосудия: карательную («легистскую») и восстановительную – как взаимоисключающие системы. Хотя такой подход и помогает наглядно продемонстрировать различия, тем не менее, теперь я понимаю, что он слишком наивен, не реалистичен и даже не совсем честен. Сегодня я склоняюсь к тому, что правосудие должно включать элементы обеих систем, учитывая не только недостатки, но и достоинства легистской модели.

Эти два подхода являются, скорее, двумя противоположными полюсами, идеальными типами. На одном полюсе в чистом виде карательное правосудие, на другом – восстановительное. Практика правосудия отличается от идеального типа, по своим результатам она редко бывает чисто карательной или восстановительной.     В нашей практической деятельности мы стараемся в каждом конкретном случае и в каждой общине, используя сильные стороны карательного правосудия, продвигаться как можно дальше по пути восстановления.

Я, к примеру, сторонник идеи авторитета закона и защиты прав человека, которые являются ядром карательной системы. Но в то же время я надеюсь найти способы сдвинуть, насколько это возможно, процесс правосудия по направлению к восстановительной модели. В некоторых случаях, как, например, в новозеландской системе правосудия для несовершеннолетних, исследуются возможности построения на основе восстановительной модели всей ювенальной юстиции.

Восстановительное правосудие воплощается с помощью различных программ и практических проектов. Каждая община, каждая культура должна найти присущие именно ей формы, которые соответствовали бы ее потребностям и традициям. «Восстановительное правосудие» - отнюдь не готовая к применению тщательно разработанная схема. Это, скорее, линзы, через которые можно смотреть на мир, это точка отсчета в поиске справедливости. Эти линзы помогают увидеть истины, которые так или иначе присутствуют во всех культурах: что преступление наносит вред отдельным людям и общине в целом, что правосудие ищет пути восстановления мира и целостности в условиях совместного обитания.

В течение долгого времени восстановительное правосудие было предано забвению, как поток, ушедший под землю. Начиная с 1970-х оно вновь стало выходить на поверхность, разрастаясь в бурную реку, а сегодня широко признано правительствами и общинами, которые озабочены преступностью. Тысячи людей во всем мире способствуют расширению этого потока, добавляя к нему свой опыт и знания.  Это река, как и все реки, существует благодаря множеству притоков, которые вливают в нее свои воды со всех концов света.

К таким притокам можно причислить практические программы, развернутые в европейских странах. В общий поток вливаются и разнообразные племенные традиции в их современном воплощении: Семейные конференции в Новой Зеландии и Австралии, заседания по выработке предложений по приговорам («Круги правосудия») в общинах аборигенов на севере Канады. Поток пополняется и практическими навыками по посредничеству  и разрешению конфликтов, имеющими исторические корни во многих национальных культурах и религиозных традициях. Как человек, только начинающий изучать российскую историю, мне вспоминаются некоторые элементы  обычного права и практики, которые тоже могли бы влиться с этот поток.

Семейные конференции и «Круги правосудия», возникшие на почве местных народных традиций, открыли нам новый аспект правосудия, задав необходимость вовлекать более широкий круг для участия в восстановительном процессе. Круг лиц, заинтересованных в осуществлении правосудия, не ограничивается преступниками и жертвами, не менее важную роль играют их семьи и общины. Возможно, исключение общины из официального правосудия стало одной из причин распада общинной жизни в мире. Как обмечает судья Барри Стюарт из Юкона, участие общины в процессе  восстановительного правосудия может стать ключевым фактором ее выживания.

Ни один из приведенных примеров не следует слепо копировать в условиях иной культуры. Это, скорее, примеры того, как в разных обществах смена угла зрения, «линз», помогала найти свои собственные, приемлемые именно в данных условиях, пути восстановления справедливости после совершенного преступления. Примеры могут подсказать, с чего начать. Они свидетельствуют о  том, что каждый из нас может найти способ адаптировать новые подходы к существующей правовой системе.

Книга «Восстановительное правосудие: новый взгляд на преступление и наказание» написана в США, ее автор американец, в подборке материала ориентировавшийся на аудиторию и ситуацию Северной Америки.   Книга обращена к традиционным взглядам, а также предрассудкам этой аудитории. Учитывая эту особенность исследования, я все же надеюсь, что вы найдете в нем то, что покажется вам знакомым, узнаваемым в контексте вашего собственного опыта, собственных традиций. И что вы сможете донести свои мысли и свои идеи до нас, способствуя тем самым расширению нового течения.  

Это приглашение присоединиться к диалогу с тем, чтобы мы могли взаимно поддерживать и обучаться друг у друга.

Ховард  Зер

апрель, 1998.

Предисловие к первому изданию

Эта книга стала результатом многолетнего практического опыта, чтений и дискуссий. Этот труд – собирательный; в большей степени он плод синтеза, нежели самостоятельного творения: за ним практика и размышления многих людей.  Я в долгу перед теми, кто оказал мне помощь в написании этой книги, их немало, и мне не хватит места, чтобы перечислить всех, но хочу выразить благодарность хотя бы некоторым…

Моему канадскому коллеге Дейву Уорту, который ободрял меня и подталкивал к завершению книги, он делился со мной многими идеями и дал много советов.

Мартину Райту, Милларду Линду, Элану Крайдеру и В.Х.Олчину, которые, прочтя рукопись, поддержали меня в дальнейшей работе и высказали немало полезных соображений.

Всем тем, чей вклад я,  по возможности, отметил  в этой книге. А также тем, о чьей помощи мне трудно упомянуть конкретно из-за ее общего характера. И особенно Нильсу Кристи и Герману Бианки, чьи работы и обсуждения с которыми помогли мне наметить направление моего исследования.

Участникам конференций и семинаров в Соединенных Штатах, Канаде и Англии, которые воспринимали эти идеи и в течение последних нескольких лет проверяли их на практике.

Сотням людей, ставшим участниками движения VORP – в США, Канаде, Англии и других странах – чья убежденность и чей пример придали мне смелости и снабдили жизненным материалом.

Менонитскому Центральному Комитету США, который поощрил мои начинания и предоставил возможность развить мои идеи и переложить их на бумагу.

Джону Хардингу и Хемпширской Службе Пробации, которые пригласили меня в Англию, оказали гостеприимство и во время моего пребывания там предоставили помещение для работы над рукописью.

Дорис Руп, создавшей мне условия для работы в спокойной обстановке за пределами офиса.

Многие помогли мне в написании этой книги. Однако хочу оговориться, что беру на себя всю ответственность  за ее содержание, которое вовсе не обязательно отражает взгляды Меннонитского Центрального Комитета или тех, кого я здесь перечислил.

Ховард Зер

ЧАСТЬ   I

Восприятие преступления жертвой и преступником

ГЛАВА  1

Предварительная зарисовка

Эта книга – о принципах и идеалах. В ней я постарался, насколько это возможно, описать и проанализировать некоторые из господствующих представлений о преступлении, правосудии и справедливости, о нашей совместной жизни. Я попытался кратко очертить историю этих представлений и предложить некоторые альтернативы.

Подобный труд предполагает наличие теоретических рассуждений, но не может ограничиться только ими. Мы  должны начать с изучения реального опыта преступления и правосудия и проанализировать его как можно глубже. Только исходя из реальности, мы сможем понять, что мы делаем, почему делаем именно так и что можем делать иначе.

Но понять переживания, порожденные преступлением, не так легко, мало кто добровольно решится на это.  Когда мы непосредственно встаем перед вопросом, что это значит – совершить насилие или стать его жертвой – мы испытываем  сильное волнение, которое не хотелось бы в себе пробуждать. Если мы не были вовлечены в преступление, не прожили его сами, нам трудно до конца постичь этот опыт. И тем не менее, мы должны попробовать, даже если и понимаем заранее, что попытка будет неполной и, возможно, болезненной.

С этого и начнем нашу книгу.

История одного преступления

Несколько лет назад я сидел возле семнадцатилетнего подсудимого в зале суда маленького американского  городка. Моему коллеге и мне было поручено подготовить для суда предложения о наказании. И вот мы сидим в ожидании приговора судьи*.

События, которые провели к этому моменту, представляют собой грустную историю. Этот молодой человек (ему тогда было еще 16 лет) в темном подъезде напал с ножом  на женщину. В последовавшем столкновении она потеряла глаз. И теперь решается его судьба.

Хотя и трудно ручаться за все детали, но то, что было раскрыто в ходе судебного следствия, выглядит приблизительно следующим образом. Молодой человек, происходивший из неблагополучной семьи, в которой, видимо, царили нездоровые отношения, решил сбежать из дома вместе со своей подружкой; препятствием было только отсутствие денег. До описываемых событий  он ни разу не был замечен в случаях насильственного нападения.    Но, видимо, телевидение убедило его, что достаточно только кому-нибудь пригрозить, чтобы получить достаточно денег, и тогда его проблема будет решена.

Выбирая жертву, он вспомнил о молодой женщине, с которой иногда сталкивался в городе. Несколько раз он пытался заговорить с ней, но всякий раз был отвергнут. Так как она  оставила у него впечатление женщины состоятельной, этот выбор казался вполне логичным.

Он спрятался в подъезде рядом с ее квартирой с ножом в руке и маской на лице. (Позже он утверждал, что специально выбрал маленький нож.) Когда она вошла, он напал на нее со спины. Но вместо того, чтобы, как он того ожидал, послушно протянуть ему деньги, девушка начала паниковать – как большинство из нас в подобной ситуации – стала кричать и сопротивляться. Впоследствии мать юноши сказала, что он всегда терял над собой контроль, если на него повышали голос. Возможно, этим объясняется его последующее поведение: после того, как девушка начала сопротивляться, он тоже поддался панике и нанес ей несколько ударов ножом, ранив в глаз.

Вместе они вошли в квартиру. Но здесь их истории расходятся: юноша утверждает, что пытался помочь девушке и она содействовала ему в этом, она же говорит, что он насильно удерживал ее.  Как показали свидетели, в момент ареста он повторял: «Я не хотел этого, я не хотел этого. Я не хотел  никому причинить вреда. Скажите ей, что я очень сожалею об этом». Он был задержан, когда они выходили из квартиры. Он был признан виновным и в данный момент ожидал приговора.

Теперь он сидит в маленьком зале суда этого небольшого городка рядом со своим адвокатом, за столом, стоящим напротив судейского кресла. За спиной – вся его семья; на последнем ряду – семья и родственники пострадавшей. Несколько зрителей и юристов заняли свои места в зале.

До вынесения приговора я представил на рассмотрение суда свои предложения о мерах, которые следовало бы применить к осужденному. Речь шла о небольшом тюремном сроке, наблюдении, возмещении ущерба пострадавшей и общине, сеансах у психоаналитика, образовании, упорядоченном образе жизни и предоставлении ему работы. Юношу спросили, хочет ли он что-нибудь сказать перед вынесением приговора.

Он начал говорить, как сожалеет о совершенном, как пытается понять, что значит потеря глаза для молодой девушки. «Я понимаю, что принес много горя. Мисс N. Потеряла то, что никогда не сможет вернуть. Я с радостью отдал бы ей собственный глаз. Я очень сожалею о том, что совершил, и прошу прощения. Я больше никогда не причиню вреда ее семье». Наконец, наступил момент оглашения приговора.

Перед оглашением судья последовательно перечислил традиционные цели наказания: потребность в возмездии, в изоляции преступников от общества, в исправлении осужденного, в предупреждении совершения новых преступлений. Он подчеркнул, что преступники должны отвечать за свои действия.

Судья проанализировал и цели, которые ставил перед собой молодой человек при совершении преступления. Юноша был обвинен в  вооруженном ограблении и нападении с целью убийства. Похоже, судья принял версию обвиняемого, утверждавшего, что не намеревался убивать свою жертву до того, как предпринял нападение.  Тем не менее, окончательный вывод судьи состоял в том, что намерение убить жертву возникло у подсудимого в ходе борьбы; таким образом, обвинение было крайне серьезным.    

Затем судья огласил приговор. Юноша был приговорен к заключению на срок от 20 до 85 лет без права на досрочное освобождение или облегчение режима до окончания минимального срока*. Ему будет не менее 37 лет,  когда он выйдет из тюрьмы. «Я верю, что там вы откажетесь от тех образцов поведения, которые привели вас к преступлению», - выговаривал судья молодому человеку, оглашая приговор.

Трудно отрицать трагичность этой истории. Однако в короткий срок эта жизненная трагедия приняла совсем иную форму. Судебный процесс и пресса превратили трагическое столкновение двух людей в преступление, а самих людей  - в преступника и жертву,  причем последней они интересуются лишь во вторую очередь. Теперь драма разыгрывается уже между отвлеченными понятиями, абстракциями; событие было мистифицировано, обращено в некий миф; реальные же переживания действующих лиц выпали из поля зрения.

Мы начнем с демифологизации и демистификации этой, столь типичной, трагедии. Попробуем раскрыть реальные переживания, рассматривая это преступление как человеческую трагедию, затронувшую двух обычных людей – людей, так похожих на нас с вами.    

Глава 2 

Жертва

Так я никогда и не встретился с этой девушкой. Причина – в состязательном характере нашего судебного процесса и моей роли в этом деле, которая не предписывала мне каких-либо отношений с жертвой. (Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что мне все-таки следовало бы попытаться с ней встретиться.) Но несмотря на это я, с вашего позволения, постараюсь, используя опыт общения с другими жертвами преступлений, восстановить картину проишествия и переживаний, через которые прошла эта девушка (1).

Переживания

Когда она вошла в подъезд и подверглась нападению со стороны молодого человека с ножом и в маске, то страшно перепугалась. Ее первой реакцией был шок и ощущение нереальности происходящего: «Все это происходит не со мной». Некоторые пострадавшие отмечали, что с первого же момента они чувствовали себя будто парализованными, неспособными действовать. Она же начала кричать и сопротивляться. Позже она призналась, что ее охватил страх неминуемой смерти.

Типичная реакция жертв нападения проявляется в том, что психологи называют «податливостью, вызванной оцепенением («анестезией») под действием панического страха». Столкнувшись со столь пугающей, внезапной ситуацией, жертвы насилия (к примеру, ограбления), как может показаться, часто содействуют преступнику. В некоторых случаях, например, при изнасиловании, подобная естественная психологическая реакция иногда превратно толкуется судом как добровольное согласие. В действительности же подобное отсутствие сопротивления объясняется страхом.

С первых минут после нападения девушка повела себя именно так. По словам преступника, как только он осознал, что натворил, он сразу начал искать какую-нибудь помощь. По его мнению, девушка ему в этом содействовала. На самом же деле она боялась его, чувствовала себя в полной зависимости от него и именно поэтому старалась во всем ему потакать и, по возможности, успокоить.

Таким образом, в первый момент столкновения ее реакция была типичной для большинства жертв: ее переполняли чувства растерянности (ощущение нереальности и одновременно присутствия опасности), беспомощности, ужаса, собственной уязвимости. Эти чувства преследовали ее, хотя в меньшей степени, и в течение последующих недель. А позже в ней пробудились новые сильные эмоции: гнев, чувство вины, подозрительность, подавленность, ощущение бессмысленности происшедшего, неуверенность в себе, сожаление.

После перенесенного шока девушка пыталась прийти в себя. Она стала эмоционально неустойчивой: порой ей казалось, что жизнерадостность и оптимизм, наконец, возвращаются к ней, но подобные приливы сменялись тяжелой депрессией и/или яростью. Она стала подозрительной, особенно по отношению к незнакомым людям, легковозбудимой.

Ее начали преследовать кошмары и видения, яркие фантазии, чуждые ее характеру и системе ценностей. Так, например, она представляла себе, как жестоко отомстит человеку, который с ней так поступил. Поскольку это противоречило ее моральным принципам, такие состояния приводили к внутреннему дискомфорту и пробуждали чувство вины. Проснувшись, она вновь и вновь проигрывала в сознании всю ситуацию, пытаясь понять, почему вела себя именно так и что могла бы сделать иначе.

Подобно большинству жертв насилия девушка была вынуждена бороться с чувством стыда и вины. Она не прекращала задаваться вопросом, почему это произошло, почему она повела себя именно так, была ли в ее ситуации иная возможная линия поведения, и каждый раз почти склонялась к выводу, что в случившемся была и доля ее вины. Если бы она только не оттолкнула его, когда он попытался заговорить с ней…  Если бы она не отлучалась из дома в этот вечер… А может быть, таким образом она наказана за что-то…

Ей придется преодолеть чувства страха, уязвимости и бессилия. Некто присвоил себе право распоряжаться ее жизнью, оставив беспомощной и ранимой, и ей будет нелегко восстановить ощущение уверенности в своей безопасности и автономии. Наряду с этой внутренней борьбой пред ней также встанет вопрос о восстановлении доверия к окружающим людям. Некто совершил насилие над ней и ее миром, и ей будет трудно снова почувствовать себя защищенной в отношениях с людьми, с соседями, в своей квартире, в своем мире.

Большинство жертв испытывает сильный гнев: по отношению к человеку, совершившему насилие, к людям, которые не смогли это предотвратить, к Богу, который допустил, а возможно, и содействовал этому. Такой гнев может противоречить их системе ценностей, тем самым усиливая чувство вины. Для верующего человека подобные переживания могут лечь в основу глубокого кризиса веры. Почему это произошло? Что я сделал, чтобы навлечь на себя такое? Как любящий и справедливый Бог мог это допустить? Отсутствие удовлетворительного ответа может породить кризис веры.  

В течение нескольких недель, последовавших за нападением, девушка боролась, пытаясь освоиться в новой ситуации. Она все еще страдала: потеря глаза, потеря личной неприкосновенности. Пыталась как-то справиться со своим гневом, чувством вины, ощущением уязвимости. У нее возникла потребность переосмыслить свой взгляд на мир и на самое себя. Теперь она  воспринимает мир в свете потенциальной опасности: этот мир однажды уже предал ее и уже никогда не будет для нее таким понятным и уютным, как прежде. Ей кажется, что она была слишком наивной, что должна перестать быть такой «милой» и доверчивой. Новые чувства заставляют ее пересматривать собственный образ: прежде она считала себя заботливой, любящей, общительной, теперь ее представление о себе (Я-концепция) оказалось разрушенным.

А какую роль во всем этом играют ее друзья?

Хорошо, если у нее были друзья, члены ее прихода, коллеги и соседи, готовые прийти на помощь.  Она нуждалась в людях, которые приняли бы ее чувства независимо от того, понятны ли они им, которые не судили бы ее, которые были бы готовы выслушивать ее рассказ снова и снова. Она нуждалась в друзьях, которые помогли бы ей перестать обвинять себя в том, что произошло, которые поддержали бы ее, позаботились о ней, не пытаясь, однако, слишком опекать (2).

К несчастью, ее друзья стараются избежать темы, которая так ее волнует. Они быстро устают от ее рассказа, считая, что ей следует оставить эти переживания в прошлом и больше ориентироваться на будущее. Они не разделяют ее гнева, давая понять, что в большей или меньшей степени она тоже виновата в случившемся. Они считают, что в этом была воля Божья. Возможно, она заслужила наказание. Возможно, у Бога были какие-то благие цели. Возможно, Бог пытался дать ей хороший урок. Такие предположения только усиливают ее склонность к самообвинению и подвергают сомнению ее веру.

Подобное поведение со стороны друзей и знакомых определено психологами понятием «вторичная виктимизация». Когда мы слышим о преступлении, когда пострадавший описывает происшедшие события, мы испытываем чувства, близкие к переживанию жертвы. Эти переживания очень болезненны, и мы стремимся их избежать – поэтому мы пытаемся уйти от темы и обвинить жертву. В конце концов, если нам удается найти  причину ее бед в ее прежних поступках или в ней самой, нам легче дистанцироваться от случившегося. Тогда мы можем поверить, что с нами ничего подобного никогда не произойдет, и почувствовать себя более защищенными.

Таким образом, девушка вынуждена бороться даже за право на страдание. При том, что ее самые близкие друзья, включая, возможно, и жениха, были рядом, возникло дополнительное напряжение, поскольку их переживания отличны от ее собственных и не столь очевидны. Так, например, процент разводов особенно высок среди родителей, чьи дети были убиты, отчасти потому, что супруги и переживают и ведут себя в такой ситуации по-разному. Если один супруг не может распознать в другом признаки скрытой скорби или понять его боль, брак чаще всего распадается.

Переживания жертвы бывают столь сильными, что влияют на все жизненно важные сферы. В случае с этой молодой женщиной  болезненные воспоминания повлияли на ее сон, аппетит, здоровье. Чтобы как-то совладать с собой, она начала прибегать к помощи наркотиков и спиртного. Значительно возросли расходы на врачей. Заметно упало качество ее работы. Различные ситуации продолжали напоминать ей о случившемся. Если бы она была замужем, супружество могло оказаться под угрозой; опыт насилия нередко влияет на  восприятие интимных отношений. Последствия преступления для пострадавших, как правило, весьма травматичны и охватывают разные стороны жизни.

Нетрудно представить, насколько всепоглощающими и сильными должны были быть переживания жертвы такого насильственного нападения, и все же человеку, не прошедшему подобное испытание, нелегко постичь всю глубину подобного душевного кризиса. Но нам часто не приходит в голову, что и жертвы менее серьезных (с нашей точки зрения) преступлений могут чувствовать то же самое. Описание переживаний жертв ограблений напоминают рассказы тех, кто пострадал от изнасилования. Жертвы вандализма и автомобильных краж реагируют на ситуацию так же, как жертвы насильственных нападений, хотя и в менее выраженной форме.

Почему преступление переживается так болезненно? 

В чем кроется причина такой реакции? Почему преступление влечет такие разрушительные последствия, почему пострадавшим так тяжело приходить в себя? Причина в том, что суть преступления в насилии: насилии над личностью, надругательстве над сущностью, над тем, во что мы верим, посягательстве на наше частное пространство. Преступление разрушительно, поскольку опровергает для фундаментальных представлений, на которых строится наша жизнь: веру в надежность и осмысленность мира, и веру в автономию личности. Эти представления лежат в основе целостного мировосприятия.

Большинство из нас убеждены в том, что мир (или по крайней мере, та его часть, где мы живем) представляет собой упорядоченное, предсказуемое, доступное для понимания пространство. Далеко не все происходит так, как хотелось бы, но, по крайней мере, мы можем найти ответы, объясняющие большую часть происходящих событий. Обычно мы знаем,  чего следует ожидать. Разве могли бы мы жить без некоторой уверенности в надежности?

Преступление, подобно раку, разрушает ощущение порядка и осмысленности. Поэтому жертвы преступления, как и жертвы раковых заболеваний, требуют ответа. «Почему это произошло со мной?» «Что мог я сделать, чтобы предотвратить случившееся?» Это лишь немногие из вопросов, которые преследуют жертв преступлений. Получив ответы, мы возвращаем ощущение порядка и осмысленности. Если мы найдем ответы на вопросы «что?» и «почему?», мир снова обретет для нас смысл. В отсутствие ответов пострадавшие склонны винить во всем себя, окружающих и Бога. Обвинение нередко становится доступным способом восстановить смысл и некое подобие целостности.

Чтобы сохранить собственное Я, нам необходимо чувствовать свою автономию, власть над собственной судьбой. Лишенный личной независимости, невольно оказавшийся во власти преступника, пострадавший испытывает глубокое унижение, оскорблено его человеческое достоинство. Преступление  разрушает чувство автономии: посторонний присвоил себе право распоряжаться нашей жизнью, собственностью, личным пространством. Такая ситуация оставляет жертв преступления с ощущением уязвимости, беспомощности, уте