Альтернативы уголовному преследованию в английском праве

«Именно преобразования на уровне наказания предопределяют в настоящее время все те кардинальные изменения, которые можно наблюдать в области уголовного права и уголовной юстиции», — эта мысль известного бельгийского криминалиста, профессора Лувенского университета Франсуазы Тулкенс, высказанная применительно к праву США, может служить лейтмотивом к нашему исследованию некоторых новейших тенденций развития английской уголовной юстиции.

Определенный кризис сложившихся в начале и середине XX столетия взглядов на наказание наметился в 70-е годы, когда в западном правоведении все более отчетливо стал проявляться упадок «идеала реабилитации» и как следствие наступил конец долгой гегемонии либеральных подходов к преступлению. Отчаявшись видеть в наказании утилитарную роль меры, способной исправлять, реадаптировать преступника, снижать уровень преступности и т.д., его вновь все чаще воспринимают по-кантиански, т.е. как воздаяние или, иначе говоря, восстановление нарушенного преступным деянием баланса.

Однако наивно полагать, что в наш «демократический» век с его устойчивой социальной доктриной развитие может идти только в одном направлении — в сторону «формализации», «юридизации» и даже ужесточения уголовной репрессии под девизом «Назад к Канту!». Если мы и говорим о такой тенденции, то лишь с некоторой долей условности и только в отношении тяжкой преступности (имея в виду не только насильственные, но и некоторые иные опасные для общества преступления, скажем, экономические). Кризис традиционного наказания породил одновременно появление в науке и позитивном праве новых концепций реакции общества и государства на преступления, прежде всего небольшой тяжести. Этим концепциям, которым, собственно, и посвящена настоящая работа, сложно подобрать иной термин, кроме «аморфной общей квалификации в качестве некой альтернативы». Наиболее часто в западной юриспруденции для их характеристики используется английское понятие «diversion» (отклонение, отход), ибо суть «альтернативных мер», как правило, заключается в попытке разрешения уголовно-правового конфликта вне рамок классической уголовной юстиции, минуя соответственно такие юридические последствия совершения преступления, как уголовное преследование и наказание.

Исторически расцвет новой уголовной политики diversion произошел в последние годы в рамках англосаксонской правовой семьи, что, впрочем, неудивительно, учитывая ее известные особенности. В Европе одной из «законодательниц моды» в этом направлении стала Англия. Однако чтобы понять суть новых институтов, появившихся в ее праве, следует сначала в общих чертах проанализировать традиционную английскую схему процессуальной реакции на преступление.

Базовая модель: наличие «публичного интереса» как критерий принятия решения о возбуждении уголовного преследования. Как правило, Англию принято относить к странам, где действует принцип целесообразности уголовного преследования. В целом это правильно. Но в Англии нет и никогда не было формальной границы, отделяющей собственно уголовный процесс от допроцессуальной деятельности, т.е. там отсутствует юридический акт о возбуждении уголовного дела или какой-либо его аналог. Отсюда само понятие «возбуждение уголовного преследования» (или дела) может употребляться применительно к английскому праву лишь условно, имея в виду скорее трактовку вопроса, принятую в континентальной юриспруденции.

По сути, уголовное преследование в досудебных стадиях процесса проявляется в Англии в том, что полиция, получив сведения о совершенном преступлении, вправе производить фактические действия по собиранию доказательств, сопровождаемые в отдельных случаях мерами процессуального принуждения. При этом, располагая информацией о преступлении и собрав необходимые материалы, полиция обладает дискреционными полномочиями по принятию решения: давать делу дальнейший ход, предъявляя обвинение и передавая досье в последующие инстанции, или оставить преступление без какой-либо официальной реакции. Именно в таком контексте можно говорить о «целесообразности возбуждения уголовного преследования» в английском праве.8 Подчеркнем также, что, решив уголовное преследование не возбуждать, полиция не выносит по этому поводу никакого формально-юридического акта, что также объясняется спецификой англосаксонской конструкции уголовного процесса.

С принятием в 1985 г. Закона об уголовном преследовании преступлений (Prosecution of Offences Act, далее — Закон) и созданием Королевской службы уголовного преследования (Crown Prosecution Service, далее — КСУП) ситуация несколько усложнилась. Теперь полиция, решив дать делу дальнейший ход, передает материалы в КСУП, которая в свою очередь оценивает вопрос о целесообразности и возможности уголовного преследования, став дополнительным фильтром. Сразу отметим, что сама по себе КСУП не может ex officio начать уголовное преследование (это осталось прерогативой полиции), она вправе лишь прекратить поступившее из полиции дело, хотя и здесь говорить о наличии некоего «постановления о прекращении уголовного дела» в континентальном понимании не приходится.

В итоге вопрос о целесообразности уголовного преследования оценивается в Англии дважды: сначала полицией, а затем уже КСУП. Если полиция приняла решение уголовное преследование не возбуждать, то такое решение не подлежит какому-либо контролю, в том числе контролю КСУП. В принципе, в силу традиционной английской концепции частного обвинения, нашедшей отражение в Законе, потерпевший в таком случае имеет право самостоятельно возбудить уголовное преследование. Однако, во-первых, данное право знает ряд ограничений (например, п. 6(2) и п. 23(3) Закона дают КСУП возможность прекратить дело, возбужденное по инициативе потерпевшего), а, во-вторых, оно используется на практике крайне редко. Напротив, решение полиции о возбуждении уголовного преследования контролируется и оценивается КСУП.

Возникает вопрос: каким образом полиция и затем КСУП оценивают целесообразность уголовного преследования, иными словами, насколько они свободны в оценке? Статья 10 Закона предоставила Директору публичных преследований, возглавляющему КСУП, право издавать специальную инструкцию для своих подчиненных, что и было сделано. Так появилась Инструкция для Королевских обвинителей (Code for Crown Prosecutors, далее — Инструкция), где содержится ответ на интересующий нас вопрос. Можно выделить два предложенных в Инструкции критерия, определяющих оценку целесообразности уголовного преследования: процессуальный критерий (наличие так называемой реалистической перспективы осуждения, т.е. достаточных для обвинения доказательств) и материальный критерий (наличие так называемого публичного интереса привлечения лица к ответственности, что подразумевает прежде всего характер преступления и личность преступника). Нас в большей степени интересует второй критерий, ибо отсутствие «реалистической перспективы осуждения» практически не связано с новейшими течениями в уголовной политике, свидетельствуя лишь о слабой доказательственной базе обвинения.

Итак, принимая решение о необходимости преследования лица, совершившего уголовное преступление, в судебном порядке, КСУП и полиция, для которой Инструкция также является обязательной, должны исходить из концепции публичного интереса. Отметим, что основная проблема заключается в «индивидуализации» для каждого конкретного случая достаточно абстрактных критериев, содержащихся в Инструкции. Именно поэтому в некоторых британских регионах с начала 90-х годов применяется своеобразный эксперимент: так называемая PICA shemes (Public Interest Case Assessment). Смысл его состоит в том, что КСУП, получив дело из полиции, передает его в службу пробации, которая собирает информацию о личности обвиняемого, главным образом проводя с ним подробные беседы. Такая информация помогает составить прогноз последующего поведения данного лица (возможен ли рецидив). Соответствующий материал поступает из службы пробации в КСУП, которая его учитывает при принятии решения о дальнейшем движении дела. Преждевременно пока говорить об окончательном внедрении данной схемы в английскую процессуальную систему. Но одно наблюдение любопытно: по тем 3000 дел, которые прошли через службу пробации, решение о прекращении уголовного преследования принималось в два раза чаще, чем по остальным.

Однако, несмотря на большое количество рассмотренных нововведений, все они в целом укладываются в рамки базовой английской модели уголовного преследования, заключающейся в наличии выбора только между двумя традиционными вариантами реакции государства на преступление, исходя из его опасности для общества. Первый вариант — официальное уголовное преследование лица, результатом которого должно стать наказание в качестве юридического последствия совершения преступления. Второй вариант — отказ от уголовного преследования лица, т.е. фактически оставление нарушения уголовно-правовой нормы без какой-либо реакции со стороны государства. Учитывая упоминавшийся уже кризис концепции наказания, по крайней мере применительно к мелкой преступности, и понимая, что бездействие государства не может быть центральным элементом уголовной политики, английская юриспруденция, не будучи, впрочем, здесь слишком оригинальной, начала поиск «третьего пути» как альтернативы уголовному преследованию. Этот поиск привел к появлению двух новейших феноменов английского права, первым из которых хронологически следует поставить институт предупреждения (caution).

Предупреждение (caution). «Одним из самых драматичных изменений, происшедших в системе уголовной юстиции за последнее десятилетие, является все возрастающее применение полицейского предупреждения, особенно по делам несовершеннолетних». Законодательной базы для применения предупреждения (caution) не существует, что неудивительно, опять-таки принимая во внимание особенности английского права. Тем не менее данную меру обосновывают обычно ссылкой на пункт 5 (2) Закона о детях и молодежи (Children and Young Persons Act) 1969 г.,20 содержащий обращенное к полиции требование консультироваться при принятии решения о возбуждении уголовного преследования в отношении лиц моложе 20 лет с различными региональными социальными службами. В связи с этим подчеркнем, что первоначально (в 70-е годы) институт предупреждения получил распространение исключительно как элемент системы ювенальной юстиции.

Если указанная норма имеет весьма косвенное отношение к интересующему нас институту, то ряд подзаконных актов восполняет пробел в данной области. Отметим достаточно общее положение Инструкции (п. 21), где поставлена задача предпринимать все возможные меры для того, чтобы несовершеннолетние избегали судебных процедур. Наконец, в результате бурного развития института предупреждения в полицейской практике Министерство внутренних дел (далее — МВД) в 1990 г. издало Циркуляр (последняя его редакция — 18/1994 г.), которым утвердило Национальные стандарты применения предупреждений (National Standards for Cautioning). На этом перечень источников, регулирующих институт предупреждения, можно считать исчерпанным. Впрочем, английское предупреждение — яркий пример того, что «практика альтернативных мер находится еще только в поиске теории» и в ожидании законодательной базы.

Итак, в чем состоит суть появившегося в Англии института предупреждения? В теории выделяют три его разновидности. В первом случае полицейский, обнаружив факт совершения незначительного преступления и не считая необходимым возбуждать уголовное преследование, только предупреждает несовершеннолетнего о недопустимости подобных действий, не предпринимая при этом никаких иных мер. Такой вариант именуется «неформальным предупреждением» (informal warning). Нетрудно заметить, что юридического значения он не имеет, так как не влечет никаких процессуальных последствий. Здесь мы, по сути, имеем простой и ничем не обусловленный отказ в возбуждении уголовного преследования. Во втором случае предупреждение заносится в протокол, поэтому такая мера называется «формальным предупреждением» (formal warning). В остальном она мало чем отличается от первого варианта предупреждения, ибо указанный протокол процессуальным актом также не является (на него нельзя ссылаться в суде даже в случае рецидива). Третьей разновидностью является «официальное предупреждение» (official caution), которое в отличие от первых двух представляет собой реальную правовую альтернативу уголовному преследованию — тот самый искомый современной юриспруденцией «третий путь».

Полиция, не желая оставлять преступление без последствий и не считая необходимым возбуждать традиционное уголовное преследование, официально предупреждает несовершеннолетнего под расписку его родителей. Такое предупреждение заносится в специальный реестр, находящийся в архивах полиции. В случае совершения лицом нового преступления, когда уголовное преследование становится фактически неизбежным, рассматривающий дело суд ставится в известность о том, что ранее уже имело место официальное предупреждение за совершение другого преступления. Суд учитывает это при назначении наказания как предыдущую судимость. Естественно, что, вынося официальное предупреждение, полиция уведомляет несовершеннолетнего и его родителей о всех юридических последствиях совершения нового деяния, запрещенного уголовным законом.

Добавим, что согласно Национальным стандартам применения предупреждений последние могут заменять уголовное преследование только при наличии нескольких условий. Прежде всего полиция должна с достоверностью установить все фактические обстоятельства дела. Кроме того, обязательным требованием является «четкое и не вызывающее сомнений» признание обвиняемым своей вины.

Темпы развития в Англии нового института просто поражают. Так, в 1995 г. на территории Англии и Уэльса было вынесено 120 000 официальных предупреждений в отношении лиц до 18 лет. Теоретики и правоприменители воспринимают данную тенденцию с большим энтузиазмом. По их мнению, замена предупреждением уголовного преследования предотвращает так называемую стигматизацию и рост криминальных карьер, не говоря уже о сокращении государством финансовых затрат и снижении загруженности судов.

То обстоятельство, что новая практика по делам несовершеннолетних была почти всеми признана успешной, привело к очередному витку ее эволюции. В 1990 г. в упоминавшемся Циркуляре МВД предусмотрело право полиции применять институт предупреждения и в отношении совершеннолетних. Значение данного шага трудно переоценить. В настоящее время около 20% уголовных дел, где речь идет о лицах старше 18 лет, завершается вынесением полицией официального предупреждения, а не проведением традиционного судебного разбирательства.

Оценивая новый институт, нельзя не задать вопрос: не является ли применение полицией предупреждения, которое при определенных обстоятельствах может рассматриваться в качестве квазисудимости, нарушением принципа презумпции невиновности? Вспомним в этой связи резкую критику, которой долгое время именно с позиции несоответствия названному принципу подвергался в отечественной литературе ныне отмененный институт прекращения уголовных дел по нереабилитирующим основаниям (в частности, с передачей материалов в комиссию по делам несовершеннолетних). В английской доктрине мы не обнаружили такой постановки проблемы. Однако одно событие нельзя не отметить.

В 1995 г. Суд королевской скамьи впервые принял к производству дело по жалобе родителей несовершеннолетнего в связи с применением к последнему официального предупреждения. Суть жалобы сводилась к тому, что полиция нарушила Национальные стандарты применения предупреждений, не разъяснив в должной форме юридические последствия данной меры и не дав возможности проконсультироваться с адвокатом.30 Мы не будем анализировать подробности этого дела. Отметим лишь, что, приняв жалобу к рассмотрению, Суд королевской скамьи создал важный прецедент: официальное предупреждение может быть объектом судебного контроля. Здесь наметился определенный перелом в отношении судов к данному институту. Если ранее они считали, что предупреждение есть не более чем освобождение от уголовного преследования, т.е. оно всегда желанно для «всего лишь» предупреждаемого лица, то теперь судебная власть признала, что эта мера представляет собой властное решение соответствующих государственных органов, затрагивающее права и интересы граждан. В такой ситуации только судебный контроль в форме рассмотрения жалоб способен гарантировать их соблюдение.

При всей привлекательности для английских юристов института официального предупреждения он имеет один существенный недостаток — слабую защиту прав потерпевшего. Дело в том, что возмещение последнему вреда не является условием применения данной формы отказа от уголовного преследования. Если обвиняемый возместит вред добровольно, то полиция должна это учесть, ограничиваясь по возможности официальным предупреждением и не давая делу дальнейший ход (п. 14(4с) Национальных стандартов). Однако полиция не может принуждать к возмещению вреда, а мнение потерпевшего по вопросу об освобождении его «обидчика» от уголовного преследования не является ни для кого обязательным (оно лишь принимается во внимание факультативно). Отсюда вытекает, что при применении официального предупреждения возмещение потерпевшему вреда отсутствует, и надо либо закрывать на данный факт глаза, либо отказаться от применения этого института. К тому же последний вариант не решает проблемы потерпевшего, так как его возможности по удовлетворению материальных интересов весьма ограничены даже в рамках традиционного английского уголовного процесса.

В принципе, потерпевший и без помощи полиции вправе самостоятельно возбудить уголовное преследование в суде по любому делу (на основании упоминавшейся концепции частного обвинения). Применение полицией официального предупреждения не является препятствием для реализации этого права. Но, во-первых, в таком случае потерпевший понесет дополнительные, причем весьма ощутимые, финансовые затраты, а во-вторых, как уже отмечалось, есть иные процессуальные сложности, не позволяющие подчас потерпевшему определять движение дела по собственной инициативе.

Существует у потерпевшего и еще одна возможность: обжаловать в суд решение полиции о применении официального предупреждения. Впрочем, и это мало что даст потерпевшему, так как такое решение подлежит отмене только в двух случаях: если у полиции не было оснований его принимать с учетом характера преступления и личности преступника или если имели место нарушения процессуальной формы. Возмещение потерпевшему вреда не является условием применения официального предупреждения, поэтому суд не вправе отменить решение полиции только в связи с тем, что вред не возмещен.

В результате наметилась проблема, которая требовала либо коренного преобразования рассмотренного нами института, либо появления наряду с ним более гибких форм освобождения от уголовного преследования. Английское право пошло по второму пути.

Медиация (mediation). Справедливости ради следует подчеркнуть, что права потерпевшего в английском уголовном процессе оказываются весьма стеснены не только при применении такого специфического института, как официальное предупреждение. Эта проблема имеет намного более глубокие исторические корни. В Англии никогда не был известен так называемый соединенный процесс — объединенное рассмотрение в одном производстве вопросов уголовного и гражданского права или, иными словами, институт гражданского иска в уголовном процессе. Излишне говорить, что такое положение дел создает дополнительные сложности потерпевшему, вынуждая его искать возмещение причиненного преступлением ущерба в порядке гражданского судопроизводства.

В последние годы в английской юриспруденции предпринимались отдельные и порой небезуспешные попытки несколько исправить ситуацию. Так, сначала Закон о полномочиях уголовных судов 1973 г. (раздел 35), а затем внесший в него изменения Закон об уголовной юстиции 1982 г. (раздел 67) предоставили судам право одновременно с назначением наказания издавать так называемый приказ о компенсации (compensation order) потерпевшему. С 1982 г. компенсация может присуждаться «в качестве единственной санкции», т.е., по сути, заменять уголовное наказание. Кроме того, если осужденный не в состоянии сразу уплатить и штраф (как наказание), и компенсацию, то приоритет имеет последняя.

Тем не менее компенсация не является полным возмещением убытков по смыслу гражданского права. На деле она более похожа на штраф в пользу потерпевшего, так как судьи стараются придерживаться единых унифицированных тарифов, когда определенному преступлению или преступному последствию соответствует конкретный размер компенсации (Ассоциация магистратов издала в 1989 г. своеобразное справочное пособие, где предложила точные цифры). Более того, даже после принятия в 1988 г. нового Закона об уголовной юстиции, обязавшего судей мотивировать свои решения об отказе в присуждении компенсации, на практике последние не слишком охотно идут навстречу потерпевшему (особенно при осуждении виновного к длительным срокам лишения свободы). Это вызвано традиционными английскими концепциями о недопустимости «двойного наказания» и «непосильного бремени для защиты», которыми, собственно, и объясняется отказ от института гражданского иска в уголовном процессе. Поэтому, расценивая приказы о компенсации как очень важную реформу английского права, не стоит думать, что они полностью решили все проблемы защиты прав потерпевших от преступлений.

Мы не случайно уделили столько внимания вопросу, не имеющему прямого отношения к альтернативам уголовному преследованию. На фоне создавшегося положения становится ясно, почему столь велик ныне в английском правоведении интерес к новому институту медиации.

Концепция медиации была заимствована англичанами в конце 70-х —начале 80-х годов, когда они «получили информацию о ранних медиационных проектах в США, Канаде и Австралии». Там в свою очередь уголовно-правовая медиация развивалась под влиянием новых механизмов разрешения гражданских конфликтов, которые принято обозначать общим термином «альтернативное разрешение споров» (alternative dispute resolution). Приблизительно в то же время известный норвежский криминолог Н.Кристи публикует программную статью, без ссылки на которую не обходится до сих пор почти ни один исследователь, пишущий об эволюции медиационных процедур в уголовном процессе Англии. Основная мысль Н.Кристи сводится к тому, что в современном обществе «потерпевший, передав государству все свои полномочия одной из сторон конфликта, вызванного преступлением, сам был полностью вытолкнут со сцены». Отсюда главной задачей теперь является возврат ему той роли, которую он играл в прежние исторические эпохи, — полноправного участника спора, чье мнение не может игнорироваться и должно влиять на процессуальное развитие дела. Добавим от себя, что данную концепцию можно охарактеризовать как стремление к «депублицизации» уголовного процесса и придание ему ранее утраченных диспозитивных начал, присущих процессу гражданскому. Идеи Н.Кристи, звучавшие в Англии и до него, были многими подхвачены, сыграв наряду со знакомством с опытом других англосаксонских стран значительную роль в зарождении и распространении института медиации.

Центральная идея медиации заключается в том, что конфликтующие стороны — нарушитель уголовного закона и потерпевший — с разрешения уполномоченных государственных органов пытаются разрешить свой конфликт вне рамок уголовной юстиции, прибегая к посредничеству третьих лиц: чаще всего представителей общественных образований, ориентированных на предупреждение и борьбу с преступностью. В случае успеха медиации виновный (назовем его так условно, т.е. не в процессуальном смысле) заглаживает вред в той форме, которая приемлема для потерпевшего: извинения, уплата денежной суммы, выполнение работ на благо общества, починка поврежденного имущества и т.д. Как видим, возмещение ущерба не всегда воспринимается в цивилистическом смысле. В некоторых случаях, особенно если не причинен реальный ущерб (например, при покушении), потерпевший может быть удовлетворен самим фактом того, что преступник раскаялся и искупил вину конкретными действиями, подчас символическими. Однако сложность заключается в том, что медиация в Англии вообще не урегулирована никакими правовыми нормами, являясь инициативой исключительно юристов-теоретиков, правоприменителей и общественности, склонных к тому же экспериментировать. В связи с этим существует множество вариантов медиации, зависящих от местных особенностей.

Первоначальные проекты создавались отдельными энтузиастами, находившимися под впечатлением зарубежной практики. Среди пионеров движения можно, пожалуй, выделить одного из ответственных лиц службы пробации Джона Хардинга (проект в Ковентри) и президента Ассоциации помощи в ресоциализации заключенных Мартина Райта (проект в Вулверхемптоне). Последний является крупнейшим специалистом по медиации в английской юридической науке.

Чуть позже созданная в 1979 г. Национальная ассоциация поддержки потерпевших публикует документ «Первый обзор британского развития репарации и медиации» (1981 г.), а вскоре (1984 г.) появляется новая общественная организация — Форум за инициативы по репарации и медиации (FIRM), который не так давно переименован в «Медиацию Великобритании» (Mеdiation U. K.). Его основная функция заключается в координации разнообразной региональной практики медиации по гражданским и уголовным делам. Успех в данной области общественных инициатив вызвал интерес МВД, которое в середине 80-х годов начало оказывать организационную и финансовую поддержку конкретным медиационным программам. В 1988 г. появляется документ МВД под названием «Наказание, заключение и общество», где, в частности, сказано: «Тюремное заключение ограничивает свободу преступников, но оно же ограничивает их ответственность; они избегают таким образом того, чтобы быть поставленными перед лицом нанесенного ими вреда, включая последствия для потерпевшего и, кроме того, они уклоняются от обязанности компенсировать ущерб, причиненный потерпевшему или обществу».46 В таком контексте медиацию можно считать официально признанным направлением уголовной политики в современной Англии.

Разновидности английской медиации возможны для урегулирования конфликтов на любой стадии уголовного процесса, в том числе после вынесения приговора. Неформальный характер медиации, не закрепленной в нормах права, подчас не позволяет даже относить ее к числу юридических институтов. В ряде случаев она в большей степени напоминает криминологическую программу. Однако для нас все-таки важнее те виды медиации, которые, будучи юридической мерой, влекут за собой определенные правовые последствия в системе уголовной юстиции. Среди них принято выделять два типа медиационных процедур (в зависимости от стадии процесса, где они применяются): судебную медиацию и полицейскую медиацию.

Судебная медиация (опыт Ковентри, Лидса, Вулверхемптона) используется по всем категориям дел. Она тесно связана с известной английской процессуальной особенностью, существующей сейчас и во многих странах континентальной Европы, — отложением провозглашения приговора и назначения наказания после признания лица виновным. Иными словами, между рассмотрением двух ключевых вопросов уголовного дела — о виновности и наказании — имеет место, как правило, длительный временной промежуток (и не только в суде присяжных) с целью сбора информации о личности виновного и т.д. В этот момент служба пробации (или какая-либо «профильная» общественная организация) старается выступить посредником между потерпевшим и осужденным, убеждая последнего в необходимости возместить вред. В случае успеха медиации и подписания соответствующего соглашения судья обычно учитывает действия виновного при назначении наказания. В результате в выигрыше оказываются обе стороны. Потерпевший, реально участвуя в решении вопроса о мере наказания и об уголовной ответственности преступника, получает тот размер компенсации, который сам же может определить как обязательное условие соглашения. Выгоды для виновного также очевидны.

Интересную особенность имеет опыт Лидса, где вопрос об использовании медиации принципиально должен быть решен до начала судебного разбирательства. Здесь специальная служба медиации отбирает из Суда Короны дела только тех лиц, которые готовы письменно признать свою вину (в этом случае, как известно, не проводится судебное следствие) и согласны на применение примирительных процедур. Таким образом, в данном случае наблюдается прямая связь между знаменитыми англосаксонскими «соглашениями о признании», заключаемыми обвинением и защитой (plea bargaining), и использованием медиации как фактора, стимулирующего обвиняемого.

В целом анализ судебной медиации приводит нас к очевидному выводу, что, будучи достаточно своеобразной формой разрешения в Англии конфликтов между обвиняемым и потерпевшим и восполняя в какой-то степени отсутствие там института гражданского иска в уголовном процессе, она тем не менее не является альтернативой традиционному уголовному преследованию. Последнее сохраняется здесь в полной мере, как, впрочем, и не менее традиционное наказание, которое может быть лишь смягчено.

Иную картину мы видим, обращаясь ко второму типу медиации — так называемой полицейской медиации, первые опыты которой проводились в Экстере, Сэндуэлле и Кумбрии (регион на Северо-Западе Уэльса). Сначала полицейская медиация развивалась как альтернативный способ реакции на преступления только по делам несовершеннолетних. Несколько позже (в 1986 г.) в Нортэмптоншире, а затем в Ипсвиче и Саффолке создаются и первые программы медиации, касающиеся всех лиц старше 17 лет. Хотя в принципе, если не считать отдельные британские регионы, данная мера до сих пор в основном применяется в области ювенальной юстиции, почти не вызывает сомнений тот факт, что практика медиации по делам совершеннолетних получит дальнейшее распространение.

Суть полицейской медиации заключается в том, что полиция перед принятием решения о возбуждении уголовного преследования может передать материалы дела в службу медиации, которая обычно состоит из членов службы пробации, представителей соответствующих общественных организаций, а иногда и самих полицейских. Далее проводится примирительная процедура, когда медиатор-посредник встречается поочередно с потерпевшим и лицом, подлежащим уголовному преследованию, пытаясь найти путь к компромиссу. Очная встреча всех троих возможна, но не обязательна. Если она и имеет место, то, как правило, только после того, как обсуждены все предварительные детали соглашения о возмещении вреда. Формы возмещения могут быть самые разнообразные, что вообще характерно для любых типов медиации: уплата денежной суммы, письменные извинения, возмещение вреда собственным трудом на благо самого потерпевшего или общества в целом. Интересно, что в Уэльсе (Кумбрия) эволюция наиболее распространенных в практике условий соглашения шл